Закон сохранения энергии

(о монашестве 5)

Идеалом христианской жизни, как читаем не только в Новом Завете, но и у многих свв. отцов первых веков христианской эры (Игнатия, Иринея, Киприана и др.), являлось идеальное завершение этой жизни. В совершенстве исполнил учение Христа тот, кто не только жил согласно Его словам, но тот, кто соединился с Ним в тайне Его смерти. Этим идеалом была смерть мученическая. И именно мученичество является настоящим отречением от всего земного, включая «жену и детей». Монашество иногда называли «белым мученичеством», понимая, что монашеское отречение всего – это только квази-идеал христианской жизни. Полное, радикальное отречение от всего земного в монашестве было символической смертью для мира и полным посвящением себя служению Богу.

Совсем по-другому обстояли дела с безбрачием в языческих мистериях. Если в христианском безбрачии заложена идея смерти, в мистериях – как раз на оборот – идея жизни. Свет на такое понимание может пролить следующий документ:

Тогда Бог изрек Своим святым Словом (устами «пророка» своего Гермеса Трисмегиста): «Растите в рост и размножайтесь во множество, вы все, мои создания и творения; и пусть тот, в ком есть разум, знает, что он бессмертен и что причина смерти есть телесная любовь, и пусть он знает все сущее». (Poimandres, 18)

Ф. Ф. Зелинский считает эти слова ключем к пониманию всех мистериальных культов, в которых практиковалось безбрачие: «оплодотворение, т.е. уделение собственного естества, есть причина вечности природы, но в то же время причина смерти индивидуума. Бессмертие мыслимо либо для индивидуума, либо для природы, но один вид его исключает другой» (Гермес Трижды-Величайший, Х). Безбрачие, таким образом, вырывает человека из круговорота природы, отказ от передачи жизни позволяет сохранить жизненную энергию в себе самом. Если отказ от секса – путь к бессмертию, то это действительно великая идея, ради которой стоит пойти против природы и ее законов. Перефразируя слова Иисуса (Иоанн 12:24), можно бы было сказать: «если пшеничное зерно не даст плода – не умрет». Как видим, идея эта диаметрально противоположна христианству, и ни в коем случае не могла лечь в основу христианского монашества, однако это совсем не значит, что не могла войти в него окольными путями.

Даже практиковавшие безбрачие адепты Гермеса и им подобные, прекрасно понимали, что сексуальное воздержание ни на один день жизнь им не продливает, и как бы они не старались сохранить эту энергию в своих чреслах – все равно приходило время старости и смерти – закон природы, от которого нельзя укрытся. Делаем вывод, что речь идет не о телесном, а о духовном бессмертиии. Но как, стремясь к такого-рода бессмертию, сдерживать натуральное влечение, которое является в этом случае, не просто чем-то аморальным (удовлетворением похоти), или низким (животным инстинктом), но более того – причиной смерти!? Видимо тогда и появляется идея «трансформации». Вместо того чтобы тратить эту свою «жизненную» энергию на производство неблагодарных потомков, сохраняем ее, чтобы (с помощью определенных практик) трансформировать и употребить для других – более возвышенных целей. Такую идею уже можно найти и у христианских отцов пустыни, уделявших «целомудрию» первостепенное значение, а натуральное влечение считавших смертным грехом (результат влияния платонизма), превращая, таким образом, духовную борьбу в борьбу сугубо телесную: борьбу страждущего разума с гормональной системой своего собственного организма.

Но вопрос в том, возможна ли такая трансформация? Может быть, процесс на самом деле протекает в другом направлении, и это вся духовная энергия, вместо того, чтобы вести душу к познанию Бога, тратится на подавление телесных инстинктов?

Как бы там ни было, а источником духовной энергии является сам только Бог, и только Его любовь к нам может произвести ответную реакцию с нашей стороны.