Преступление и наказание

(о сакральной эротике 2)

«Адам и Ева» кисти Лукаса Кранаха Старшего

Излюбленными моделями для экспозиции обнаженного тела (как женского, так и мужского) были, конечно, Адам и Ева. Ничто не мешало художникам изображать обнаженными тех, о ком сама Библия говорит, что они «были наги и не стыдились» (Быт 2:25). Наиболее распространенный сюжет: Адам и Ева в Эдемском саду, еще перед грехопадением (при сотворении или в момент искушения) – именно этот отрезок времени еще позволяет изобразить прародителей полностью обнаженными. Правда – не до конца. Большинство художников, изображая их обнаженные тела, бесспорно – прекрасные, благоухающие первозданной чистотой, упорно избегали открывать взорам зрителя определенные части тела (но, даже прикрывая чем-либо их интимные места, они все-таки старались при этом показать максимум обнаженного тела). Конечно, понимаем, что эта стыдливость исходит не от самих прародителей, а от художников, старающихся сохранить определенные рамки приличия, принятые в нашем мире – мире после грехопадения. Как бы там ни было, послание, заложенное в подобных образах, говорит о главном: тело создано Богом, оно прекрасно в своей наготе и не следует его стыдиться. Адам и Ева выглядят обнаженными очень естественно, непринужденно, свободно. Они счастливы. Зритель, созерцающий их прекрасные образы, должен, наверное, чувствовать, прежде всего, тоску по утерянному раю – миру в котором он мог бы быть таким же счастливым и так же без стыда и стеснения, не поглядывая в замочную скважину, мог бы наслаждаться созерцанием красоты тела другого человека.  

Мазаччо «Изгнание из рая»

Совсем по-другому выглядят прародители в сцене «изгнания из рая». Даже если они все еще обнажены – созерцание их наготы уже не доставляет никакого эстетического удовольствия. Их вид вызывает сожаление.

Начало человеческой истории перекликается с ее концом. Образы, представляющие Страшный Суд, также изобилуют обнаженными телами. Это логически обосновано – воскресает плоть, а не одежда, так что, услышав трубный зов, мертвые должны выйти из могил обнаженными. И так же как в случае с Адамом и Евой, эротизм их наготы – различен. Спасенные, возвращаясь к первозданной невинности, с достоинством восходят в райские чертоги, где облачаются в одеяния бессмертия,

левая створка триптиха Ганса Мемлинга

в то время как осужденные отправляются прямиком в ад. Их скорченные от боли фигуры пробуждают страх. Крик отчаяния вырывается не только из их раскрытых ртов – кричат все их тела. Нагота, истязаемая болью, совсем не эротична, а страдания обнаженного тела вызывает в зрителе намного больший ужас, чем страдания тела облаченного в одежду.

фрагмент «Страшного суда» Рогира ван дер Вейдена

Нагота может вызывать как восхищение, так и отвращение. Но речь идет не о физическом уродстве, которое само по себе не эротично – внешность символически отображает внутренний мир человека (ведь мы имеем дело не с реалистическим искусством).

Тайна обнаженного тела раскрывается как в сфере sacrum так и profanum, разделяет же эти сферы – грех. Нагота может быть не только чистой и невинной, но и священной, но стоит только перейти границу, как святость превращается в turpitudo – срам.

Продолжение: Красота покаяния