Символика связанная с «трупами и орлами» кажется нам слишком противоречивой и мы не можем просто обойти ее стороной. Мы уверены, что в ней обязательно должен быть заключен некий глубокий аллегорический смысл. И мы готовы попытаться его раскрыть.
Если мне не изменяет память, еще Ориген заметил «подвох» в этой символике. Орлы – говорит он – благородные хищники и падалью не питаются. Значит, речь здесь идет о живом мясе. И действительно, Лука в своей версии использует слово σω̃μα (тело), а не πτω̃μα (труп) как Матфей. Эти размышления приводят комментатора к выводу, что речь в этой притче идет о Евхаристии – Истинном Теле Христа, поживиться которым слетаются благородные птицы – верные христиане. Прекрасная разгадка тайны! Но некоторые обстоятельства все-таки не позволяют нам полностью согласится с этой теорией. Во-первых, древние редко разделяли птиц на хищников и падальщиков, и, основываясь на внешнем подобии, объединяли и тех и других в один вид, который именовали общим названием «орлы». К тому же, заметим, что даже благородные хищники в определенных обстоятельствах также не брезгуют падалью (смотри Animal Planet!). Во-вторых, слово σω̃μα не обязательно означает живое тело. Да и по смыслу притчи, речь здесь, скорее всего, идет все-таки о трупе и стервятниках. 
Если так, радикально меняется вся мистика значения этой притчи. «Труп» - это разлагающееся (морально?) мистическое тело Христа, коим есть Церковь, и нетрудно догадаться, кто в этом случае является «орлами» - далеко не благородные стервятники, рвущие это тело в клочья. Излишне было бы припомнить, что согласно Моисееву Закону, птицы таковые считались нечистыми: «Из птиц же гнушайтесь сих: орла, грифа и морского орла, коршуна и сокола с породою его, всякого ворона с породою его…» (Левит 11:13-15).
Быть может, эта притча каким-то образом связана с Армагеддоном – эсхатологической битвой Христа с силами зла? В книге Откровения (19:21), например, читаем: «а прочие убиты мечом Сидящего на коне, исходящим из уст Его, и все птицы напитались их трупами» (обратим внимание, здесь использовано слово σαρκω̃ν – «мясом»). Заметим также, что прототипом этого пророчества было предсказание Иезекииля (32:4-5), которое он изрек о Египте и его фараоне: «И выкину тебя на землю, на открытом поле брошу тебя, и будут садиться на тебя всякие небесные птицы, и насыщаться тобою звери всей земли. И раскидаю мясо твое по горам, и долины наполню твоими трупами».
Если так, то речь в притче идет уже не о теле Христа, а о трупах Его врагов – а там, где поверженные, там и победитель.
А может быть, дело обстоит гораздо проще, и нам вообще не следует искать в этой притче какое-либо укрытое значение?
Знаем, что Иисус любит сравнения, основанные на некоторых природных явлениях. Например, говоря о все том же конце света, только отвечая на вопрос «когда?» Он дает следующий ответ: «От смоковницы возьмите подобие: когда ветви ее становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето». Еще один пример - «метеорологические» сравнения: «вечером вы говорите: будет вёдро, потому что небо красно; и поутру: сегодня ненастье, потому что небо багрово. Лицемеры! различать лице неба вы умеете, а знамений времен не можете» (Мф 16:2-3), или параллель у Луки (12:54-56): «когда вы видите облако, поднимающееся с запада, тотчас говорите: дождь будет, и бывает так; и когда дует южный ветер, говорите: зной будет, и бывает».
Может быть и притча «про труп и орлов» не заключает в себе никакого мистического смысла, а является всего-навсего приметой, взятой из жизни – еще одним природным явлением. О такой примете, лишенной какого бы то ни было аллегорического смысла, читаем в Книге Иова: «По твоему ли слову возносится орел и устрояет на высоте гнездо свое? Он живет на скале и ночует на зубце утесов и на местах неприступных; оттуда высматривает себе пищу: глаза его смотрят далеко; птенцы его пьют кровь, и где труп, там и он» (Иов 39:27-30).
Иисус сравнивает Свой приход с молнией, которая «сверкает от одного края неба, блистает до другого края неба». Да, молнию видно издали и её невозможно не заметить, но в тоже время она неуловима, и невозможно определить её местонахождение. Видимо так будет и с «днем Сына Человеческого». Мы будем знать, что Он пришел, но воочию увидеть Его мы не сможем. Но, подобно тому, как местонахождение мертвого тела мы можем определить по кружащим над ним стервятникам, так и присутствие Христа станет для нас явным, когда увидим этих (хотелось бы сказать «зловещих») «спутников» Его прихода – т.е. некие знамения, нераздельно с этим приходом связанные. Но о ком бы ни говорила притча, о благородных орлах или мерзких стервятниках – это никак не должно влиять на оценку этих знамений, они могут оказаться как скорбными, так и радостными, а скорее всего – и теми и другими.
Комментариев нет:
Отправить комментарий