Ни для кого не секрет, что многие христианские представления о загробной жизни позаимствованы из древнегреческой мифологии или философии. Осмеяние Павла и его проповеди о воскресении на Ареопаге – пример того, с каким трудом христианская мысль входила в греческое сознание. Но не произошло ли обратное? Может, это греческая мысль вошла в христианское сознание?
Разум, испорченный платонической «духовностью» натурально отвергает саму идею воскресения плоти – т.е. возвращение души в материальное тело. Стать после смерти ангелоподобным чистым духом – перспектива намного более возвышенная. Принятая последователями Платона пифагорейская теория реинкарнации была своего рода проклятием, как для платоников, так и для их восточных единомышленников. Возвращение в темницу материи считалось злом, которое можно избежать, только ведя достойный истинного мудреца «духовный» образ жизни. Замечу, что для древних кельтов, которые также верили в переселение душ, эта теория была как раз наоборот – благословением. Перспектива возвращения в этот прекрасный мир, пусть даже в другом теле, была причиной их небывалой отваги и отсутствия страха перед смертью. 
Ничего удивительного в том, что платонически мыслящим христианам также не понравилась идея воскресения. Такие мысли витали в умах христиан коринфской общины, о чем свидетельствует св. Павел: «…некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых» (1 Кор 15:12), или как, согласно тому же Апостолу, научали еретики Именей и Филит, говоря, что «воскресение уже было» (2 Тим 2:17,18). Подобную веру исповедовали гностики – сторонники докетизма, истолковывая воскресение аллегорически. Против их заблуждений высказывается св. Ириней: «как истинно есть Бог, воскрешающий человека, также истинно человек воскресает из мертвых, а не иносказательно…» (АН 5,35,2). Однако аллегории воскресения можно встретить и в современном христианстве. Так, например «воскресает» душа грешника во время покаяния. В этом случае понятия «жизнь» и «смерть» - также следует понимать иносказательно. Конечно, состояние греха можно назвать «смертью», а покаяние «воскресением», но следует ли за этим то, что нет реального воскресения? Что для покаявшихся грешников «воскресение уже было», как учили Именей и Филит.
Все эти страхи перед воскресением исходят все от того же платонизма, или скорее – пифагореизма, который раз и, как кажется, навсегда научил нас тому, что тело – это темница души, а не ее храм. Не лучше ли, подобно кельтам, уверовать в то, что мир нас окружающий – действительно прекрасен, а возвращение в тело, только в свое собственное, а не чужое – это превосходно! А если еще раз перечитать книгу Бытия, увидим, что этот прекрасный мир – был создан для человека, а человек – для мира, и желать для себя иного мира и иного состояния – это не естественно.
Однако замечу, что и для греческого сознания пифагоро-платонические учения также были чужды. Древний грек, воспитанный Гомером и Гесиодом, после смерти попадал в подземное царство Аида – место далеко не самое приятное. Для христиан, как по самому названию, так и по сути, это место стало прообразом Ада (наверное, виноваты в этом авторы Перевода Семидесяти, заменившие этим словом ветхозаветный «шеол»). Греческие представления о Элизиуме бесспорно, могли повлиять на христианские представления о Рае, но противоположностью Аида, для греков были не «елисейские поля» или «острова блаженных», а Олимп – обитель бессмертных. Вот истинная цель человеческих стремлений! Вот где человеческая фантазия поработала на славу, создав воистину идеальную модель существования – предмет вожделения каждого смертного. Кем были греческие боги? Они не были чистыми духами – питались нектаром и амброзией и вели вполне «плотский» образ жизни, совокупляясь, как друг с другом, так и с теми, кто внизу, принимая более чем активное участие в жизни таковых. Они не были предвечными – имели историю своего рождения, но не имели своего конца. Не зря Гераклит называл богов «бессмертными людьми». Греческий идеал совершенства – жизнь воплоти, со всеми возможностями, которые эта форма жизни дает, но при этом – жизнь, которая никогда не кончается.
Но, как в случае с Аидом, Олимп не стал для христиан прообразом Рая – было бы кощунством, стремится подражать блудодеяниям языческих богов. Может быть, поэтому христианам более по нраву пришлась концепция бестелесного загробного бытия?
На первый взгляд, христианская фантазия не смогла наполнить эту «вечную» жизнь интересным содержанием. Если греческие боги действительно «жили», христианские спасенные, как кажется, только сидят на облаках и играют на арфах. Но это не так. То, что объединяет греческих богов с христианскими святыми – это активное вмешательство в судьбы людей, конечно не через совокупления с таковыми, а через ощутимую помощь в их жизненных проблемах. Культ святых во многих аспектах напоминает язычество, хотя следует признать – не столько «официальный» культ, сколько его применение в народе. Может быть, культ святых – только слепое подражание язычеству, и правы те протестанты, которые его отвергают?
Пока оставляю вопрос открытым.
Конечно, этими соображениями тема далеко не исчерпывается.
Читай продолжение.
Этот комментарий был удален администратором блога.
ОтветитьУдалить