Обратимся к диалогу Платона «Государство» - произведению многогранному и одному из наиважнейших в истории философии. Но интересовать нас будет не затронутая в нем тема справедливости или социальное устройство его образцового (прямо скажем – тоталитарного) государства, а некоторые фрагменты, касающиеся религии.
Нет, Платон ни в коей мере не выступает против религиозного культа, о культе вообще речь не идет, его заботит проблема воспитания молодого поколения касты воинов-стражей в его государстве, и вовсе не религия как таковая становится предметом его критики, а мифология и поэзия, которая должна способствовать этому воспитанию. То, какими изображают богов создатели мифов, не способствует таковому воспитанию. Его критика затрагивает Гесиода, авторов трагедий, но главным объектом его критики становится Гомер. Тот самый Гомер, которого сам Платон назвал «первым наставником и вождем всех великолепных трагедийных поэтов».
Да, Платон называл Гомера «воспитателем Греции», но это – констатация факта, а вовсе не комплемент. Гомер воспитал Грецию, но был плохим воспитателем, и поэтому в качестве воспитателя своего идеального общества он не хочет его видеть:
«- Так вот, Главкон, когда ты встретишь людей, прославляющих Гомера и утверждающих, что поэт этот воспитал Элладу и ради руководства человеческими делами и просвещения его стоит внимательно изучать, чтобы, согласно ему, построить всю свою жизнь, тебе надо отнестись к ним дружелюбно и приветливо, потому что, насколько возможно, это превосходные люди. Ты уступи им, что Гомер самый творческий и первый из творцов трагедий, но не забывай, что в наше государство поэзия принимается лишь постольку, поскольку это гимны богам и хвала добродетельным людям. Если же ты допустишь подслащенную Музу, будь то мелическую или эпическую, тогда в этом государстве воцарятся у тебя удовольствие и страдание вместо обычая и разумения, которое, по общему мнению, всегда признавалось наилучшим». 
Трудно сказать, как должен был выглядеть в государстве Платона религиозный культ, но если он допускает «гимны богам» - можем сделать вывод, что таковой культ все-таки должен был существовать (убеждаемся в этом, прочитав диалог «Законы»). Но мифологию Платон беспощадно обвиняет во лжи, не допуская даже аллегорической ее интерпретации. Его цель, с точки зрения религии – блага, он желает очистить образ бога от всех этих неправдивых представлений о нем. Заметим, что иногда Платон использует единственное число, но речь не идет о Едином Боге. Создается впечатление, что этот «бог» для него, скорее принцип божественности, а не конкретное божество (хотя, скорее всего он имеет в виду своего Демиурга).
Как уже было заявлено, не по нраву Платону пришлись «человеческие» эмоции и слабости, которыми Гомер наделил богов: сетования, смех, ложь и конечно – вожделение. Приведу лишь некоторые из его замечаний:
«- А еще более мы попросим Гомера не заставлять богов скорбеть, произнося:
Горе мне бедной, горе несчастной, героя родившей (слова морской богини Фетиды).
Если и вообще нельзя так изображать богов, то какую же надо иметь дерзость, чтобы вывести величайшего из богов настолько непохожим на себя, что он говорит:
Горе! любезного мужа, гонимого около града,
Видят очи мои, и болезнь проходит мне сердце; (слова Зевса)
Если наши юноши, дорогой Адимант, всерьез примут такие россказни и не осмеют их как нечто недостойное, то вряд ли кто-нибудь, будучи лишь человеком, сочтет ниже своего достоинства и поставит себе в упрек, если ему придет в голову сказать или совершить что-нибудь подобное, — напротив, он без всякого стыда и по малейшему поводу станет распевать заплачки и причитать».
И уж конечно, как можно «… изображать Зевса так, будто когда все остальные боги и люди спали и только один он бодрствовал, он из-за страстного любовного вожделения просто позабыл обо всем, что замыслил, и при виде Геры настолько был поражен страстью, что не пожелал даже взойти в опочивальню, но решился тут же, на земле, соединиться с ней, признаваясь, что страсть охватила его с такой силой, как никогда не бывало даже при первой их встрече от милых родителей втайне».
— Клянусь Зевсом, все это не кажется мне подобающим! – возмущается его собеседник.
Но не только образы богов, Платону не нравится также взгляд Гомера на потустороннее. Он ставит под сомнение также существование подземного царства Аида.
«- Что же? Кто считает Аид существующим, и притом ужасным, разве будет тот чужд страха смерти и разве предпочтет он поражению и рабству смерть в бою?»
И действительно, если мы хотим сделать наших воинов лишенными страха смерти, концепцию посмертного существования следует пересмотреть. Интересно, что страх перед Аидом, который Гомер описал в столь мрачных тонах, вовсе не мешал мужам Эллады идти на смерть, защищая свою отчизну. Аид воспринимался как нечто неизбежное, но по сравнению с ним нынешняя жизнь под солнцем вовсе не выглядела так прискорбно, как описанное Платоном пребывание в мрачной пещере. Как раз наоборот – древний грек с удовольствием наслаждался этой жизнью, не думая о том, что окружающая его красота – всего лишь тень чего-то там идеального…
На эту тему: «между Аидом и Олимпом»
В таком отношении Платона к поэзии ясно видно его отношение к самой религии. Ведь это не Гомер создал «человекоподобных» богов, он только поэтически выразил то отношение к богам, которое существовало в обществе. С одной стороны, роль религиозной поэзии, или скажем прямо – роль самой религии, чисто практическая – воспитательная. Образы богов и героев должны быть позитивными примерами для молодого поколения. Но за этим отношением прослеживается другая роль – более возвышенная – явить правду о боге (божестве), независимо от того, какую пользу принесет эта правда государству. Именно тогда, когда Платон использует единственное число в отношении божества, он пытается высказаться о таковом позитивно, например: «бог благ по существу» или «бог – причина не всего, а только блага». Как бы там ни было, а в идеальном государстве, управляют которым философы, религия должна быть идеальной – философской.
Конечно, Платону так и не удалось осуществить свою мечту и построить свое идеальное государство в реальной жизни (не смотря на попытки заинтересовать своими идеями тиранов Сиракуз). Но это не помешало последователям его учения (как языческим, так впоследствии и христианским) успешно построить это государство в своих умах. Их виденье религии однозначно: это возвышенное духовно-интеллектуальное созерцание «горнего» - будь то «мира вечных идей», или «Царства Небесного», но в любом случае, это нечто должно быть радикально противопоставлено «плоти» - т.е. человечности во всех ее проявлениях.
Продолжение следует
Комментариев нет:
Отправить комментарий