Комплекс бога

В «пантеоне» критиков религии одно из почетных мест, бесспорно, занимает Зигмунд Фрейд. Но, честно говоря, уровень этой его критики, меня совершенно разочаровал. Я наивно полагал, что от основателя психоанализа нужно ожидать чего-то большего, чем от «философа-молотобойца».

Генеральная линия его критики направлена все против того же мнимого антинаучного мировоззрения, на котором по его мнению зиждется мировоззрение религиозное. «Требование верить», по словам Фрейда, опирается на три тезиса: 1. религиозные учения заслуживают веры, потому, что уже наши предки им верили; 2. мы обладаем свидетельствами, дошедшими до нас от той самой древности; 3. (и самый основной) поднимать вопросы о доказательности догматов веры вообще запрещено (З. Фрейд, «Будущее одной иллюзии»). Иначе говоря, религия зиждется исключительно на авторитете традиции, ископаемых фактах и слепой вере. Банально, даже Ницше подходит к той же проблеме более основательно.  

Как доказательство того, что религиозное учение в самой сути противопоставляет себя разуму, Фрейд приводит знаменитую сентенцию, которую приписывает вообще «отцам церкви» - Credo quia absurdum. В действительности это изречение, касающееся веры в воскресение Христа – истины неприемлемой для греческого философского мышления, принадлежит одному только «отцу» - Тертуллиану, (правильная версия этого изречения: credibile est, quia ineptum est – «достоверно, ибо нелепо» (De carne Christi 5,4)). Что же касается негативного отношения Тертуллиана к философии, выраженной словами «Что может быть общего у Иерусалима с Афинами?» то, насколько мне известно, другие Отцы Церкви с таким подходом совсем не соглашались. Мало того, сам Тертуллиан, по всей видимости, не до конца был согласен с собственной декларацией – он ведь все-таки писал, какие-никакие теологические трактаты, а не просто слепо верил.

В любом случае, про другую сентенцию, ставшую девизом теологии – fides quaerens intellectum - «вера, ищущая понимания» Ансельма Кентерберийского – Фрейд видимо даже не слышал.

Но не об этом хотел я сказать несколько слов. Не случайно, говоря о критиках религии, я употребил слово «пантеон», ибо каждый такой критик, сбрасывая с пьедесталов старых богов, жаждет водрузить на святое место собственный кумир.

В «Тотем и табу» Фрейд предлагает нам уверовать (иного слова не подберешь) в другую иллюзию – в сказание о том, как наши далекие предки убили и съели своего доисторического родителя, а потом имели из-за этого такое страшное чувство вины, что из этого чувства родилась даже не просто какая-то религия, а религиозное мышление как таковое. Конечно, эти свои измышления Фрейд не высосал из пальца. Информацию к размышлению доставил ему ни кто иной, как наш старый знакомый Фрэзер – эта теория, образно выражаясь, отпочковалась от «Золотой ветви». Однако, не смотря на такой «научный» подход к проблеме, ни один солидный этнограф, насколько мне известно, не разделяет эту теорию происхождения религии. Да и не нужно быть ученым, чтобы понять «нелепость» этой теории – убийства отцов (главным образом из-за наследства) практиковалось неблагодарными детьми во все времена, однако их муки совести (если они вообще были) не произвели на свет ни одной религии. Что же касается ритуального убийства – жертвоприношения (о котором толкует Фрэзер), то оно уже было порождением религиозного мышления, а не наоборот - породило таковое.

Но ведь Фрейд не этнограф.… А как гласит народная мудрость: если слово берет психоаналитик – речь пойдет о комплексах.

Согласно Фрейду, в основе религии лежит пресловутый «комплекс отца». Допустим, что религиозное мировоззрение действительно является «коллективным неврозом» базирующимся на неразрешенном «комплексе Эдипа». Признаю, что образ Бога, сложившийся у людей с не устоявшейся психикой, может быть проекцией их взаимоотношений с земным отцом. Примером тому может послужить гностик Маркион, которого конфликт с собственным отцом побудил признать Бога Ветхого Завета «злым богом». В этой схеме, однако, не хватает одного важного элемента. Согласно самому Фрейду, «комплекс отца» развивается в условиях «семейного треугольника», в котором главную роль играет также мать – именно из-за отношения к ней и возникает этот комплекс. Но именно этот важный фактор отсутствует в религии (конечно, если мы говорим о религии, основанной на Библии, а не о культе Кибелы). А вот страстное желание некоторых верующих иметь также Богиню-Мать, как альтернативу или дополнение Бога-Отца, вполне может быть обусловлено неразрешенными комплексами и быть проекцией застарелых семейных конфликтов.

И все-таки Фрейд имеет в виду не семейную патологию, а очень даже «позитивный» образ отца – отца защитника, к которому, как напуганный ребенок, прибегает человек в поиске защиты от враждебных сил этого мира (в этом случае мамина юбка также была бы неплохим убежищем). Таким образом, в создании нами образа Бога-Отца приняли активное участие наши детские страхи, вытиснутые глубоко в подсознание (мы называем Бога также «Пастырем», но не думаю, что эта метафора берется из подавленного и вытиснутого в подсознание желания быть овцой).

Как бы там ни было, а в результате, человечество, исповедующее подобный взгляд на Бога, никак не может освободиться от Его всеподавляющего авторитета и не может начать, наконец, самостоятельную взрослую жизнь – жизнь в реальном, а не иллюзорном мире, полагаясь на собственные силы и собственный разум. Не такой ли образ отца рисует перед нами притча «о блудном сыне»? С одной стороны – отца доброго и всепрощающего, но с другой стороны – отца авторитарного, нежелающего чтобы его дети вели самостоятельную жизнь. Такой образ отца также является ненормальным – хороший отец воспитывает ребенка для взрослой и самостоятельной жизни, а не желает навечно сделать его зависящим от себя. Конечно, такое понимание «отцовства» к Богу не совсем применимо – Бог не собирается умирать и потому не воспитывает своих детей, в качестве своих приемников, но почему же Он все-таки не хочет дать своим детям хоть немного самостоятельности, желая вечно удерживать их в крепких объятьях своей отеческой любви? Как мы должны понимать это пресловутое Божье отцовство?

Называть Бога «Отцом» научил нас Христос. Может быть, это слово является метафорой, основанной на аналогии пропорциональности, и речь здесь идет о некоторых качествах земного отцовства, которые мы приписываем Богу – отцовской любви, опеки, но также и «отцовских методов воспитания»? Если это так, то вся религиозная жизнь должна сводиться к призыву быть послушными деточками, чтобы получить от любящего папочки вкусную конфетку. Не к этому ли призывает нас Христос, говоря: «будьте как дети»?

Думаю, все-таки, что Христос не хочет оскорбить наше самолюбие подобным инфантилизмом. «Отец» - это не метафора, основанная на аналогии семейных отношений, поскольку в таких отношениях также не обойтись без архетипа матери – ее любви и ее методов воспитания, как альтернативным отцовским. «Отец» взятый сам по себе это также не «отец-одиночка», он вообще не должен рассматриваться в контексте семейных отношений. «Отец» - это источник жизни и принцип существования. Именно поэтому жизнь без Него невозможна, а пресловутая «самостоятельность» может означать только смерть.