Воин духа

(секс и христианство 6)

Ранее, в своих размышлениях на данную тему, я обратил внимание на некоторые еретические движения в раннем христианстве (энкратиты, валентиниане), которые своим учением вполне могли заразить духовность правоверных христиан. Не останавливаясь на достигнутом, и продолжая поиски ответа на интересующий нас вопрос: «откуда прорастают корни христианского отвращения к сексу?», обращусь к учению уже ортодоксальных учителей христианства.  

В традиции христианского Запада, кроме монахов, обет безбрачия (известный как «целибат») обязывает также епархиальных священников. Конечно, целибат был принят Католической Церковью (нужно признать – не без сопротивления) только в XI веке, во время т.н. Григорианской реформы. Может быть, когда-нибудь доберусь до воззрений и ее вдохновителя – Григория VII (Гильдебранда), сейчас же хочу вкратце представить позицию более древнего провозвестника целибата – святого Амвросия Медиоланского (340-397).

Будучи епископом Медиолана (Милана) – фактической столицы Западной Империи, Амвросий имел в Церкви непререкаемый авторитет и бесспорно – превосходил влиянием самого римского папу. Именно он, одним из первых в Церкви, требовал от подлегавших его власти священников соблюдать безбрачие.

Амвросий не был монахом и практически не был знаком с монашеской традицией христианского Востока. Образ «пустыни» - удаления от суетного мира для жизни посвященной исключительно молитве и созерцанию, как для него, так и для абсолютного большинства римских христиан был чистой абстракцией. Каковы же в таком случае были источники, вдохновившие его выбрать безбрачие и стать «крестным отцом» целибата?

Конечно, Амвросий был подвержен сильному влиянию теологии Оригена. Именно от него (или его последователей) он заразился платонической интерпретацией посланий апостола Павла, т.е. антагонизм «духа и плоти» воспринимал как борьбу между душой и телом. Специалисты также находят неоплатонические нотки в его мистических гимнах. Но это далеко не единственный источник его вдохновения. Как мне кажется, намного большее влияние оказал на его убеждения дух Древнего Рима.

В отличие от развратных нравов времен Калигулы или Нерона, дух Древнего Рима – славных времен Сципиона – дух сокрушивший мощь Карфагена и утвердивший славу Вечного Города во всем мире, относился к сексуальным наслаждениям резко отрицательно. Этот дух не выносил любого проявления слабости, поэтому и наслаждения супружеского ложа были ненавистны ему. Секс превращал мужчину-воина в мягкотелое женоподобное ничтожество, неспособное держать удар, поэтому проявление нежности в постели было совершенно чуждым для сурового римского солдата утверждавшего величие своей державы в кровопролитных битвах на дальних рубежах.

Амвросий был настоящим римлянином, а Церковь его времен – Церковью воительницей. И эта война не была сугубо «духовной» - борьбою чистой возвышенной мысли устремленной в Небо, с искушениями грешной плоти. Противником в этой битве выступал saeculum – своеобразный «дух времени», то, что мы вкладываем в понятие «мира сего». Амвросий не убегает от этого мира в пустыню – он, как приличествует настоящему римлянину – вступает с ним в непримиримую борьбу до победного конца. Противостояние души и тела – только незначительный элемент в глобальном противостоянии Церкви и мира. И для того, чтобы защищать христианские ценности, истину веры перед любым проявлением этого мира, будь то перед лицом все еще сильного и влиятельного язычества, будь то в противостоянии с арианской ересью, претендующей стать основной и единственно верной в христианском вероучении, каждый священник должен быть настоящим воином – в самом прямом смысле этого слова.

Полотно кисти Антониса ван Дейка. Конфликт Амвросия с императором Феодосием – одно из выразительных проявлений его непримиримого воинственного духа. Закрывая перед согрешившим императором двери храма, Амвросий препятствовал проникновению saeculum в святыню. Поскольку человеческое тело, по словам Апостола также является храмом – секс является тем, что нарушая его непорочность (integritas), делает его слабым и беспомощным, тем самым позволяя ненавистному духу этого мира завладеть им.

Образ воинствующей Церкви и священника – солдата на передовой культивировался католической идеологией многие века. Конечно, были в истории действительно тяжелые времена, когда такая аналогия была вполне уместна, но ведь были и времена спокойствия, позволявшие «солдатам» немного расслабиться. Тогда в дело вступал идеолог – умело создававший образ врага – все более хитрого и изощренного. Но, это уже совершенно другая тема…

Источник инспирации: Peter Brown, The Body and Society. Men, Women and Sexual Renunciation in Early Christianity (Columbia University, 1988).

Продолжение: Два Августина